Длинные истории редко оказалось неинтересными, во всяком случае, на памяти Райнера именно самые длинные и бывали самыми захватывающими, но требовать предысторию он, конечно, не стал, вполне удовлетворив свое любопытство основной частью. Идея фехтования как отдыха от колдовства была не нова, но почему-то не получила широкого распространения. Может быть, потому что отдыхать от магии было куда сложнее, чем ею заниматься, во всяком случае, для самого Гарца дела отстояли именно так. Всё-таки магия исподволь тихо и незаметно приучала к своему присутствию в жизни, и обходиться без нее было так же неудобно, как - нет, не без воздуха, - но, скажем, без возможности помыться. День - незаметно, неделя - нормально, месяц - очень неприятно. Может быть, если бы счёт пошел на годы, даже к этому можно было бы привыкнуть, но воображать себе такое развитие событий не хотелось.
Неожиданная задача, к решению которой Райнер подошёл со всей серьёзностью, оказалась с подвохом. Ненамеренным, скорее всего, и все же. За годы учебы и работы с не самыми приятными, объективно говоря, вещами, выработалась полезная привычка рассматривать рабочие задачи академически, не пропуская через собственные чувства. Но слова собеседницы заставляли задуматься над предложенными решениями, и он честно задумался. Молчал довольно долго, прежде чем наконец заговорил опять.
- О, - проговорил растерянно, - в самом деле нехорошо получилось.
Улыбнулся и пожал плечами. Оправдываться не было настроения. Да и были бы эти оправдания искренними, Райнер не был уверен: пусть он никогда не был патологически мстительным, но и склонности ко всепрощению за собой не замечал, а значит, вопрос о том, как бы он подставил оппонента, и сделал ли это, оставался делом чистой теории. Как, в общем, и размышление о том, какое он производит впечатление. Размышлять об этом приходилось не так уж часто, но когда говорят напрямую - как не обратить внимание, и Гарц невольно задумался, когда это он успел произвести впечатление человека, готового в отплату за обиду, вместо того, чтобы честно и больно ударить,  выставить другого посмешищем при всем честном народе. Однако же спрашивать о том, где именно на нем такая заметная печать жестокости, было уже совсем неловко, и он промолчал, вслушиваясь в рассуждения госпожи Гербер. А уже совсем скоро она сама просила прощения за неловкий вопрос, и Райнер в ответ лишь непонимающе моргнул.
- Но ведь вы не спросили ни о чем, за что нужно было бы прощать. Однако же вы не вполне правы в том, что посмертные разговоры ничего не в состоянии изменить.
Он и не собирался настаивать на ответе, который не получил пару минут назад, но госпожа Гербер всё-таки не забыла о вопросе. Судить о том, какие именно чувства вызывает у нее необходимость думать и говорить об отношениях со своими мертвыми, судя только по выражению ее лица и тела заметно изменившимуся тону, Гарц не собирался, и все же отметил, что тема оказалась для нее личной. Что, конечно, было вовсе не удивительно. Он дотронулся до плеча женщины, чтобы привлечь внимание и кивнул в сторону улицы, уводящей с площади - всё-таки применять на практике ни одно из озвученных решений ему бы не хотелось, пусть себе победит сильнейший, ну или хотя бы самый запасливый. А Вельм сегодня представлял слишком много возможностей развлечься, чтобы останавливаться на одной слишком надолго.
- Да, конечно, тому отпечатку, который оставляет за собой умерший человек, едва ли помогут какие-то признания. Поэтому многие некроманты не берутся за такие задания - считают, что это сродни мошенничеству, ведь тот, кто их услышит - не тот человек, которому они предназначались, в общем-то, это вообще не человек. Но я так не думаю. Вы сами тонко и абсолютно точно заметили - это для живых. Для тех, кто остался здесь, и кому тяжело нести в себе то, о чем они хотят сказать своему умершему. Никакого обмана: они платят за то, чтобы жить дальше спокойно, и получают именно то, чего хотели.
Ведь не было ничего плохого в том, чтобы выгрести из-под коронационный мантии мусор - это значило, в конце концов, что там, под мантией, становится чище. Зрелище такое, конечно, не для слабонервных, незачем людям задумываться о том, как мусор туда попал, но единственным свидетелем этой уборки оставался некромант-посредник, а некроманты в жизни и не такое видали. В общем-то, их роль была ничем не хуже, чем у врача, вскрывающего гнойный нарыв, или исповедника. Собственно, в этом и заключался ответ.
- Так что, наверно, это был бы священник, - Гарц вновь пожал плечами и посмотрел на спутницу. - Призвал бы его, чтобы исповедаться в чем-то, что живому не доверишь, несмотря на все тайны исповеди. Знаете, нигде ведь не сказано, что смерть отбирает у святых отцов право отпускать грехи, так что...
Сложно было представить себе, какие грехи должны были подвигнуть на такие уловки, но Райнер на всякий случай не зарекался, мало ли что в жизни случается. А Создателю должно быть все равно, через кого из слуг своих простить оступившегося и раскаявшегося. Во всяком случае, Райнер надеялся, что именно так и обстоят дела, иначе многое из того, в чем пытались убедить людей церковники, просто теряло бы смысл. А смысл терять всегда неприятно, особенно когда речь о таких основополагающих вещах, на которых жизнь всегда держалась очень удобно и устойчиво.
- Правда, до вашего вопроса я даже не думал о том, чтобы вызвать духов ради каких-то признаний. Вопросы - совсем другое дело: не все можно задать при жизни, не на все при жизни можно получить правдивый ответ. С мертвыми проще, - мертвые любят, когда ими интересуются, мертвые не могут лгать достаточно сильному магу. И мертвые приходят тогда, когда их зовут. - С ними иногда интересно и просто поговорить.

Спорить о том, как относиться к смерти и тем, кто уже перешагнул ее порог, не просто бессмысленно, но и глупо. У каждого свои способы справиться с ее неизбежностью. Если это нежелание видеть напоминание об ушедших - пусть так, главное, чтобы работало. И чтобы желание мертвых пообщаться не оказалось сильнее, чем нежелание живых, их изобретательность и упрямство иногда выходили боком. Но пугать свою собеседницу Райнер, конечно, тоже не собирался, оставляя такого рода истории для первокурсников: некромантам правдивые, всем остальным - впечатляющие.
Он с любопытством посмотрел на госпожу Гербер, когда та вновь заговорила о фехтовании. Интересно, как именно "как угодно" он должен был относиться к ней после... После чего? Иногда ему начинало казаться, что он проводит слишком мало времени среди живых и забывает, как правильно реагировать на слова и поступки. А ведь говорили, не уходи, мол, надолго из Вельма, ну или хотя бы поработай в нормальном месте, не в самом захолустье, где кроме кладбищ ничего интересного. Только разве станешь слушать такие советы, когда немного за двадцать, а Орден предлагает и по миру покататься, и денег заработать, и с Создателем отношения наладить, и задачи такие, каких у всяких придворных магов не бывает? Нет, о чем Гарц точно не жалел, так это о двух неспокойных годах бесценной практики. Такое бы всем пережить, а уж тем, кто любит, чтобы все, как в реальной жизни, чтобы с последствиями - так и подавно.
- Но, в таком случае, почему университетская библиотека? Рябь, конечно, можно вызвать где угодно, но за стенами Вельма она уж точно заметнее. И бьют - в ответ или просто так - не дожидаясь особого приглашения.
Улицы Вельма, особенно здесь, в богатых кварталах, не подвели, их и в самом деле украсили к празднику на славу. Но только Гарц зазевался, оглядываясь по сторонам, как на его голову свалилось новое открытие, самое неожиданное не то, что за сегодняшний день, может быть, за весь год. А ведь ему уже начинало казаться, что он ухватил ментальную магию за хвост. Не стоило думать, что все будет так просто - эта новая грань Райнеру совершенно не нравилась.
- Какой же в этом смысл? Что если ваши убеждения не позволяют вам переломать сознание человека? Разве вы не должны знать, как это может быть сделано? А если не должны, то как, не зная этого, научиться переломанное сознание чинить?
Он не понимал. И чем больше думал над этим, тем понимал меньше. Любая магия обоюдоострая, и то, что в одном случае использовать недопустимо, то в другом - необходимо. Но как же двигаться вперёд, если запрещать себе изучать то, что не можешь использовать?
- И что, перед тем, как изучить что-то, менталисты действительно задают себе тысячу вопросов о том, готовы ли они однажды приложить изученное к практике? Чем, в конце концов, плоха теория?
Мысли вновь вернулись к недавней задаче. Второе решение при всей своей простоте, все же было ненадежным. Первое или третье имели преимущество неожиданности, хоть и не отличались тонкостью. Какое из них он бы использовал, если бы хотел отомстить? Какое - если достаточно было просто заставить проиграть? Хватило бы его ненависти или жажды победы в глупой простонародной забаве хотя бы на одно? Вопросы были непростые. В самом деле, выходит, хорошо, что он не менталист: голова бы лопнула. На этот раз приходилось сдаться и запросить подмоги у опытного наставника.
- Вы считаете, боль хуже насмешки?
Двери одной из лавок открылись, выпуская на тихую улицу компанию в университетских мантиях - надо же, кто-то носит их даже тогда, когда лето ещё не закончилось... Студенты со смехом обсуждали покупки, обойти которые вниманием было попросту невозможно.
- Глядите-ка, фонари, - они традиционно поднимутся в небо, когда стемнеет, чтобы унести с собой самое главное желание того, кто его запустил - то ли прямиком к Создателю, то ли ещё кому-нибудь. Церковь эту игру недолюбливала, но и не запрещала, слишком много ей было веков. Так что фонари самых разных форм, цветов и размеров, со свечой внутри те, что попроще, магические для тех, кто побогаче, украшали витрины лавок уже далеко не первый день, но до сих пор было как-то не до них, да и запускал такой фонарь в последний раз Райнер много лет назад.  - Вы загадываете желание на день Мелисенды? Как думаете, который из этих способен долететь до неба?